— Сообщество было создано во ВКонтакте в 2017 году Лилей, главным администратором. Её не стало в 2021 году, ей было 40 лет... У её подруги - ингушки – были проблемы в семье, нужно было уходить из дома, и Лиля помогала ей переехать на новое место. Так ей пришла в голову идея создать сообщество для кавказских женщин со схожими проблемами. Поначалу Лиля вела группу в одиночку, затем присоединились другие женщины, в том числе я. Все мы кавказки по происхождению, думаю, это стоит отметить.

— Я бы назвала это скорее неприятностью и издержкой специфики группы: угрозы от кавказских мужчин в адрес администрации и подписчиц. Из недавнего нам письма: «Я тебя найду и ты ответишь за то, что пишешь. Не лезьте на Кавказ со своим уставом и развратом». Но все угрозы ограничивались Интернетом и мы к ним привыкли.

— Во-первых, им так спокойнее за себя: «Её избили, потому что она провинилась, а ещё слухи нехорошие о ней пустили, так что заслужила, а я хорошая, поэтому со мной это не случится». Некая форма самовнушения. И заблуждение. Во-вторых, это привычная реакция, впитанная с молоком матери. В-третьих, в конце концов, среди них есть просто гнилые, с паршивым характером люди.

— Насилие бывает разным, помимо физического есть психологическое, экономическое. Ситуации индивидуальны. Для начала оценить риски - есть ли сейчас угроза жизни и здоровью. Если нет и есть хоть какая-то возможность учиться/работать, нужно непременно этим пользоваться, получить образование и/или накопить деньги (а не брать их и украшения у семьи, чтобы потом они заявили в полицию за кражу). Можно связаться с кризисным центром, получить консультацию и алгоритм действий. Всё зависит от исходных данных - о какой семье мы говорим, какие ограничения и ресурсы есть.

— Как относитесь к различным феминистским движениям?

— По большей части равнодушны. А так называемый радикальный феминизм вызывает, мягко сказать, непонимание, потому что он нежизнеспособен и утопичен. Как мы любим говорить в таких случаях, вокруг полным-полно заброшенных деревень, хотите жить без мужчин - вперёд создавать женские поселения.

— Какие конкретные шаги, на ваш взгляд, могут помочь изменить отношение к домашнему насилию в обществе? Какие законопроекты, по вашему мнению, могут изменить ситуацию с домашним насилием на Кавказе в лучшую сторону?

— Со стороны законотворчества нужна поправка в уже имеющуюся статью 20 процессуального кодекса: запретить возможность забирать заявление о факте домашнего насилия. Сейчас это дело частного обвинения, соответственно, потерпевший(ая) может забрать заявление при давлении со стороны насильника. Надо отнести эти уголовные дела к частно-публичным видам преследования, тогда дело нельзя будет закрыть по желанию потерпевшего. Давление на жертву не должно оборачиваться удачей для кухонного боксёра.

— Число обращений выросло. Но важная деталь: это связано, вероятно, не с ростом бытового насилия как такового, а с тем, что появились соответствующие пространства в сети, стало что ли принято делиться, теперь это незазорно. Девушки не желают идти по стопам своих матерей. Они стремятся прервать этот порочный круг бессмысленных страданий. Уж извините за трагизм, но что имеем.

— Атмосфера в семье в детстве была очень напряжённой, потому что мой отец не умел справляться со своей агрессией. Он мог разозлиться из-за чего угодно, но в основном — на фоне традиций и религии. Если он видел, что я не соблюдаю обычаи, веду себя неподобающе для девушки моей нации, то мог сильно агрессировать и наказывать меня. Это могла быть любая мелочь: например, я не так накрыла на стол, не то сказала или у меня появились какие-то "не те" желания. Он мог очень жёстко всё это пресекать. Он был тираном.

— Кто в семье принимал ключевые решения?

— В семье все такие значимые решения принимал отец. Иногда это была и мама, в вопросах быта или детей, но в основном он.

— Были ли у вас близкие отношения с кем-то из родственников?

— Я с родственниками всю жизнь близко не общалась. Максимум были походы в гости, и всё. Единственное — хорошо общаюсь с двоюродными сёстрами. Они почти моего возраста и придерживаются такого же мнения, как и я, по многим вопросам. Только с ними поддерживаю общение, а с остальными вообще никаких отношений не поддерживаю, и не очень-то и хочу.

— Когда вы впервые осознали, что что-то не так? Когда поняли, что дома – небезопасно?

— Я поняла, что что-то не так и что дома небезопасно, когда отец в первый раз поднял на меня руку. Это произошло из-за того, что я хотела увидеться с парнем, и родители как-то об этом узнали. Реакция была такая, будто я кого-то убила, будто нарушила какой-то закон. После этого отец мог очень сильно избивать меня на протяжении нескольких месяцев — периодически. То есть когда он вспоминал об этом, злился, приходил, избивал и уходил. Тогда не было никакой поддержки.

Естественно, меня никуда не пускали. Я ни с кем из одноклассниц не общалась. Меня провожали до школы и забирали обратно. Мама тоже была на стороне отца — говорила, что я сама виновата, что довела его, спровоцировала. Он объяснял это тем, что мне нельзя видеться с парнем до свадьбы: у нас это запрещено, у нас так нельзя.

После этой ситуации начался жёсткий контроль, оскорбления, унижения, насилие в разных его проявлениях. И я поняла, что так жить невозможно.

Забыла добавить, что мой отец оправдывал себя тем, что он мужчина, и у нас так положено. "Из рода в род мы так жили, и всегда будем так жить, по-другому у нас нельзя". Он говорил, что и к нему так относились, наши предки так жили, и мы так будем жить, у нас в нации так принято. У нас нельзя по-другому жить, хотя я и не пыталась как-то по-другому жить. Естественно, я выросла среди русских, так скажем, то есть у меня всегда в окружении были русские подруги, и окружение на меня повлияло, это понятное дело. Я сильно отличалась от них [от родителей] мышлением, и наши мировоззрения сильно отличались. Но при этом я не пыталась жить сильно по-другому. Из-за того, что у отца был очень сильный страх, из-за этого был очень сильный контроль, а чем больше напряжение, тем больше сопротивление происходит всегда в жизни. Оправдывал происходящее он тем, что он имеет право, потому что мой отец, потому что это традиции. Часто говорил, что может даже убить, если он опозорится, так как не сможет носить позор.

Если честно, я не понимаю, как сильно влияет этот механизм на психику некоторых мужчин. Да, это страх, но почему он настолько сильный, что появляется такая бесчувственность, безразличие, отсутствие эмпатии к близким людям? Это твои дети, твоя жена, но из-за традиций, из-за страха он может не пощадить, даже перейти какую-то грань. Он очень жестокий. До сих пор не понимаю, как это происходит в голове, зацикленность на этом, слишком сильная. Хотя, если просто критически подумать, как такового позора нет.

Знаешь, мои родственники делают, что хотят. Они живут далеко не по правилам. У меня есть дяди, отсидевшие в тюрьме, один дядя мой вообще кого-то убил, второй дядя за мошенничество сидит, но я точно не знаю. Тёти у меня по три раза вышли замуж. Две тёти у меня бросили сыновей, то есть родили от первого брака сыновей и бросили их, от второго родили и оставили уже себе, а одна тётя бросила и вторую дочь. Короче, делают, что хотят, но почему-то страх перед позором всё равно остаётся, я не понимаю, как это происходит. Причём окружение уже поменялось. Ладно, если бы они жили в своём селе, да, там я понимаю, что условия совсем другие, но я-то родилась не там. Общество уже поменялось, стало мягким, но страхи всё равно остаются.

— Ранее вы рассказывали о важности понятий "честь" и "позор". Что значило для вашей семьи «сохранение чести»?

— Для моей семьи сохранение чести — это когда девушка, конкретно, выходит замуж девственницей и без каких-либо плохих слухов о ней. У неё должна быть чистая репутация, чтобы её могли отдать в хорошую семью, хотя я не скажу, что эти семьи прям хорошие. В общем, — отдать в рабство, чтобы она обслуживала до конца жизни родственников мужа. Причём для того, чтобы просто обслуживать других людей, чужих, ей нужно быть не только красивой и умной, и чтобы ещё диплом у неё был желательно, — так она должна быть без плохих слухов, с хорошей репутацией. То есть она должна быть идеальной, а он... ну, хотя бы просто быть мужчиной — и всё.

— Знаете ли вы о случаях насилия в отношении ваших родственников?

Для всех родственников — и с маминой, и с папиной стороны — методы воспитания моего отца казались как будто бы нормальными. И всё, что делал мой отец, даже поощрялось. Например, мои дяди и тёти думают точно так же, точно так же считают и воспитывают — мышление полностью одинаковое. Они все живут по одной системе, и поэтому я всегда чувствовала себя чужой, чувствовала, что думаю неправильно, мыслю неправильно.

Это действительно тяжело — идти одной против всей системы. То есть ни один родственник не уходит оттуда [из системы]: как бы ты ни сопротивлялся, если ты слаб духом, ты будешь поглощён этой системой и будешь жить, как все, если у тебя нет своего мнения. Но сопротивляться на самом деле тяжело, потому что все твердят одно и то же — все вокруг: родственники, близкие, те, кто живёт внутри этой системы. Это даже не столько идёт от родственников — это огромная, цельная система. На протяжении долгих лет целая община с сёлами и городами существует, и очень тяжело её изменить. Зато благодаря некоторым людям, которые не идут по правилам, рано или поздно всё это будет меняться — всё устаревшее и ненужное.

А так, дяди и тёти тоже подвергали своих детей точно таким же наказаниям. Мою другую сестру вообще покрыли, когда она была подростком. Ей было лет 14, наверное — её насильно покрыли. Она говорит: "Я вообще не хочу носить хиджаб. В школе я как-то его снимаю, а при родителях надеваю хиджаб и ношу его". Меня хотя бы не покрывали — какой-никакой, а плюс.

— Каким был первый день свободы?

— Свободу я почувствовала ещё в самолёте. Я думала: «Наконец-то! Неужели это происходит со мной?» Потом меня встретил мой мужчина, мы поехали поесть, а потом — оформлять квартиру, снимать для меня отдельное жильё. Так и прошёл день. Пока мы туда-сюда ездили — уже вечер наступил. Зато у меня оказался очень красивый вид из квартиры. И, конечно, были разговоры с родителями.

Я была очень счастлива, чувствовала себя свободной, меня всё устраивало, и я ни о чём не пожалела — всё было просто шикарно. Хотя, конечно, был и огромный стресс, и шок, но даже это не смогло помешать моему счастью.